И сейчас, глядя на свою девочку, я понимаю: она не боится. Она доверяет. Миа просто открылась этим людям, открылась мне. Расколола своё сердце на несколько кусков и раздала их нам. Мне, безусловно, достался самый большой. Просто она такая: изначально идёт на контакт с трудом, но потом, постепенно узнавая, всю свою жизнь будет тебе верным и любящим другом. С нами же всё сложилось иначе. И это – самое лучшее, что вообще могло со мною случиться. Как бы то ни было, я обрёл любовь. И это наш с ней путь.
Моргнув несколько раз, я возвращаюсь в реальность, замечая, что сестра едва держится на ногах. Они всё ещё стоят с Кевом на столе и стараются столкнуть с него друг друга. Улыбаясь, я встаю и приближаюсь к месту, где разворачиваются события.
– Ну, всё, Мими, ты уже сегодня нарезвилась! Давай, прыгай на спину, – говорю я, разворачиваясь к ней, и подставляю свою широкую спину.
Сестра ворчит, но всё же вскарабкивается на меня: сползая, а затем снова пытаясь удержаться. Я тихонько смеюсь над её неуклюжими попытками и, подхватив под икрами, помогаю ей нормально залезть. Алкоголь расслабил меня, но не вывел из строя. А для того, чтобы напоить сестру, много не надо.
– Это несправедливо! Почему у меня одни сёстры? Я хочу себе такого же брата, чтобы таскал меня каждый… ик… раз, когда я… ик… напивалась, – мямлит Челси и корчит недовольную мордашку.
– Ну, конечно, Челси. Раскатала губу. Вот весили бы твои… шарики чуть меньше, возможно, я бы и потаскал тебя.
– Кевин! – заступается Кэми. – Ты когда-нибудь заткнёшься?
– Он не может. В нём так много тестостерона, что места для мозгов не остаётся. Вот и мелет всякую чушь своим языком.
Кевин ухмыляется и, наклонившись, кусает блондинку за свисающую с дивана пятку, отчего та вскрикивает и подпрыгивает с кровати. Как некстати, чёрт возьми. Челси нечаянно задевает Мию, и малышка, которая и без того плохо держалась, плюхается на пол.
– Боже мой, Кевин! Я просто убью тебя! – кричит с пола сестра, прижимая к себе ушибленную ногу.
– Мими, я не хотел. Чёрт, давай посмотрю, – подрывается Кев, но я опережаю его.
– Лучше сгинь, – цежу сквозь зубы я. Я не зол на него, но сейчас переживаю за неё куда больше. Поднимаю Мию на руки и вглядываюсь в её сморщенное личико.
Челси начинает сыпать извинениями, а Лисси, улыбаясь, качает головой.
– В ванной есть аптечка. Обработай ей ссадину, Уилл, – произносит Лисси и ерошит волосы Кева. – Зачем ты снова трогал Челси, Кеви? Знаешь ведь, что у девочки чувствительная кожа.
Он тяжело вздыхает и начинает шарить по карманам в поисках сигарет.
– Клянусь тебе, всезнайка…
Дальнейший их диалог становится тише, когда я распахиваю дверь ванной комнаты и закрываю её за нами. Сажаю Мию на стиральную машинку и начинаю осматривать ногу.
– Всё хорошо, Уилл. Просто больше испугалась, – пожимает плечами сестра и беззаботно улыбается. Смотрю на неё и подавляю в себе острое желание коснуться этих улыбающихся губ, таких влажных и красных сейчас. Наверняка они будут слегка кислыми – от недавно съеденного на спор лимона. Мои собственные губы начинает покалывать.
Мы переплетаемся с ней взглядами на миг. Такой непозволительно долгий в компании, но дозволенный сейчас, когда мы совершенно одни. Придвигаюсь к ней чуть ближе, чуть задевая её ножки своим телом.
– Ай, – тихо шипит она, дёргаясь.
– Прости, – неловко улыбаюсь я ей и начинаю открывать шкафчики в поисках аптечки.
Нахожу небольшой пластмассовый контейнер и роюсь в ней в поисках антисептика и ваты. Открыв кран с водой, я провожу мокрой губкой по её счёсанной коленке. Миа поджимает губы и усердно старается не пищать. В моей груди теплеет. Боже мой, сколько сотен раз я проделывал с ней подобное? Мазал её сбитые коленки зелёнкой и перевязывал содранные ладошки. Всё детство она стремилась не отставать от меня, от наших общих друзей – мальчишек из соседних домов, но всегда влипала в неприятности. Эта её обаятельная неуклюжесть только заставляла меня любить её ещё сильнее, заботиться о каждом её шаге.
Чтобы отвлечь сестру от неприятной процедуры, завожу с ней разговор, заранее зная, что это ей поможет.
– Помнишь, когда ты неслась сломя голову со своими мячами через порожки и налетела на Толстого Сэма? Тогда ещё пришлось накладывать швы, – говорю я, прикасаясь к ссадине ваткой, пропитанной антисептиком. Миа закусывает губу и кивает. – Никогда не забуду твой взгляд. Такой отважный, словно ты боялась, что я не буду брать тебя с собой впредь больше, чем этих медицинских иголок. Я бы всё равно тебя брал, милая. Ты ведь знаешь это? – Мои пальцы продолжают водить ваткой по её ноге. Рана больше не кровоточит.
– Сейчас да, – шепчет она. – Признайся, Уилл, со мной ведь было веселее, чем с мальчишками?
– Всегда.
Она тихонько смеётся и откидывается назад, опираясь ладонями о верх стиральной машины.
– А ещё, когда ты сломала правую руку в средней школе… Мы расписали весь твой гипс такими нелепицами.
– Да. Помню, как ты успокаивал меня и мы вместе учились писать левой рукой.
– И пишем до сих пор, – подмечаю я, отчего она снова смеётся и чуть прикрывает свои глаза.
Мы замолкаем и просто наслаждаемся близостью. На заднем плане капает вода из крана, а из комнаты доносятся спорящие голоса наших друзей. Я вдруг ощущаю счастье. Словно оно не что-то эфемерное, а более реальное. Чувствую его кожей. Гулко бьющимся сердцем. И чётко знаю, что это счастье сидит напротив меня.
– Я вся соткана из тебя, Уилл, – еле слышно молвит она, тяжело выдыхая. – Из наших общих воспоминаний, переживаний и радостей. Я переняла у тебя твои жизненные принципы, поступала всегда вровень тебе. И иногда мне кажется, что без тебя я стану абсолютно пустой. Ты наполнил меня, Уилл, понимаешь?