Запретное влечение (СИ) - Страница 15

Это впервые. Целые сутки мы не говорим друг с другом. Я сижу на полу в своей комнате и прислушиваюсь к звукам за стенкой. У сестры снова грохочет музыка. Напускное спокойствие. Словно ничего и не произошло. Прикрываю глаза и вспоминаю недавнюю поездку. Всю дорогу мы молчали, изредка обмениваясь пустыми диалогами. Её пушистые ресницы иногда подрагивали, и Миа тут же отворачивалась к окну, стараясь подавить в себе нарастающую истерику. В моей же груди появлялась тяжесть, которая возрастала во мне с каждой секундой всё больше и больше. Вот и сейчас я слышу сквозь рокот какой-то группы, которую она даже не слушала, едва слышный всхлип сестры. Сжимаю пальцы в кулаки в надежде побороть в себе подступающую к горлу агрессию. Она просыпается, колет меня изнутри и грозится выплеснуться с сорванными голосовыми связками. Подрываюсь с места и сбегаю по лестнице вниз. Есть лишь одно место, где я могу остановить свой безумный поток мыслей.

Миную летнюю веранду и сад, игнорируя привычный осуждающий взгляд нашего пса. Чёртов маленький гадёныш всегда был на её стороне. Толкаю дверь, и она с треском отворяется, предоставляя мне доступ внутрь. Старый подвал однажды превратился в мою мастерскую, а теперь стал отдушиной и укрытием от всех проблем. Впрочем, в те самые времена Миа сумела привязаться к нему также.

В небольшом пространстве комнатки стоит диван, обтянутый бордовой шерстью, всё вокруг увешано любимыми снимками, а обшарпанные стены и тусклое освещение добавляют ещё больше уюта моему укрытию. Прислоняюсь к холодной шершавой стене и вдыхаю полной грудью здешний воздух: лёгкая сырость с примесью запаха свежих снимков, с которыми возился ещё вчера. Затаив дыхание, медленно ступаю к фотографиям, которые сохнут на верёвке. В пальцах возникает едва заметная дрожь.

Первый – очертания её острых ключиц. Таких острых, что кажется, прикоснись я к ним, то непременно порежусь; второй – хитрый прищур её глаз, таких ярких, что зелень травы кажется мне блёклой; третий – тонкие пальцы, застывшие в густых прядях её волос.

В моём горле пересыхает. Одни фотографии смазаны, а на других солнечные блики гуляют по её лицу. Но от этого снимки ещё более уникальны, пропитаны жизнью. Шагаю дальше, чувствуя, как моё дыхание становится прерывистым. Будто кто-то колотит меня в грудь, а я то и дело пытаюсь ухватить свою минимальную дозу воздуха.

Четвёртый – уголки её пухлых губ приподняты от очередной сделанной шалости. Пятый – мои пальцы на выемке её шеи. Шестой – кусочек её молочной кожи. Он выглядывает из-под задранной майки и притягивает мой взгляд.

Воспоминания вчерашнего дня ослепляют меня, кружат голову и опьяняют. Все эти снимки въедаются в меня. Перевоплощаются из обычных фото в некие субстанции, несущие в себе целую лавину различных чувств и эмоций. Мне дурно. Мне так дурно, что живот скручивает в тугую спираль, когда в мыслях в который раз за сутки всплывают её шальной взгляд и то, с какой невыносимой жаждой отвечала она на мои поцелуи. Этого не выкинуть из головы. Это будет тревожить меня до конца моих дней. Преследовать, как самое сладкое и терпкое наваждение.

От бессилия над своим саморазрушением я опускаюсь на пол. Меня всего трясёт. Хочется прямо сейчас подняться к ней наверх и, грубо схватив её за плечи, заставить прекратить плакать. Вытереть с её раскрасневшихся щёк влажные дорожки слёз и прижать к себе. Но я злюсь. Злюсь настолько, что в моих венах начинает закипать кровь. Сорвись я сейчас к ней, непременно произойдёт губительная ошибка. Я знаю, я чувствую это. Ощущаю сердцем, что приди я к ней и прижми к себе, так все границы снова сотрутся ко всем чертям. Пальцы соскользнут к её лицу, Миа прижмётся чуть ближе – так, что я почувствую её неповторимый запах, – а дальше мои губы найдут дорогу сами. К тому, что желаннее всего на свете. Её губам. Мои мысли, желания и действия не поддаются здравому смыслу. Я ведь думал совсем иначе, когда прижимал её тогда к себе в этом старом трейлере. Руки меня не слушались, а всё тянулись и тянулись. Так, словно не прикоснись я к ней, меня это сведёт с ума. Выбьет из привычной колеи навсегда.

Шумно выдыхаю и заставляю себя подняться. Это всё ни к чему. Миа, конечно, была права, когда предлагала найти и себе и мне пару. Это отвлечёт и убережёт. Но надолго ли? До каких пор это удержит нас друг от друга? И удержит ли вообще?

Плевать. Наверное, стоит принять её позицию. Кажется, однокурсница недавно строила мне глазки. Розмари… или как там её? Роуз? Впрочем, совершенно нет никакой разницы, кем отвлекаться от главной девочки моей жизни. Сокрушённый своей обидой и злостью, я поднимаюсь наверх, шаря по пути в кармане и извлекая из него мобильный.

– Алло, – щебечет мне в трубку сладкий голос.

– Да, здравствуй, Розмари. Узнала?

– Розали, – поправляет меня девушка. – Уилл, это ты?

– Да, милая, это я. Какие сегодня планы? – стараюсь придать своему голосу радостное предвкушение, но он кажется мне излишне притворным. Я едва ли помню, как она выглядит. Отчётливо – только рыжая копна волос и губы, подведённые красной помадой.

– Думала проехаться с подругами, но ради тебя могу быть свободна. Ты же знаешь, Уильям.

– Отлично. В шесть заберу тебя, – нетерпеливо бросаю я в желании повесить трубку как можно скорее. Вижу на крыльце силуэт сестры. Внешне она спокойна – никаких следов от недавней истерики. Воркует о чём-то с отцом, изредка улыбаясь ему в ответ. Один задумчивый взгляд – и вот, она замечает меня. Отводит глаза и закусывает нижнюю губу.